Неточные совпадения
Взяты русскими войсками; первая —
в 1758
году, вторая —
в 1737
году.] также выбор невесты и погребение
кота.
Он состоял из пяти существ, почти одинаково близких ее сердцу: из толстозобого ученого снегиря, которого она полюбила за то, что он перестал свистать и таскать воду, маленькой, очень пугливой и смирной собачонки Роски, сердитого
кота Матроса, черномазой вертлявой девочки
лет девяти, с огромными глазами и вострым носиком, которую звали Шурочкой, и пожилой женщины
лет пятидесяти пяти,
в белом чепце и коричневой кургузой кацавейке на темном платье, по имени Настасьи Карповны Огарковой.
Степана приговорили легко, к одному
году тюрьмы. Одежу мужицкую с него сняли, положили под номером
в цехгауз, а на него надели арестантский халат и
коты.
Как назвать Александра бесчувственным за то, что он решился на разлуку? Ему было двадцать
лет. Жизнь от пелен ему улыбалась; мать лелеяла и баловала его, как балуют единственное чадо; нянька все пела ему над колыбелью, что он будет ходить
в золоте и не знать горя; профессоры твердили, что он пойдет далеко, а по возвращении его домой ему улыбнулась дочь соседки. И старый
кот, Васька, был к нему, кажется, ласковее, нежели к кому-нибудь
в доме.
Тому будет полсорока
годов, жили мы на Волге, ходили на девяти стругах; атаманом был у нас Данило
Кот; о тебе еще и помину не было, меня уже знали
в шайке и тогда уже величали Коршуном.
Вот посреди комнаты, за столом,
в объятиях пожилого, плечистого брюнета с коротко остриженными волосами, лежит пьяная девчонка,
лет тринадцати, с детским лицом, с опухшими красными глазами, и что-то старается выговорить, но не может… Из маленького, хорошенького ротика вылетают бессвязные звуки. Рядом с ними сидит щеголь
в русской поддевке — «
кот», продающий свою «кредитную» плечистому брюнету…
Там жил постоянно, и
лето и зиму, старый пчеляк
в землянке, также большой мой приятель, у которого был
кот Тимошка и кошка Машка, названные так
в честь моего отца и матери.
Своими кошками он
в два
года добился известности. Ни прежде, ни после (разве только на одной картинке покойного Гуна) я не видал такого мастерства
в изображении
котов всевозможных возрастов, мастей и положений. Но обратив на них свое исключительное внимание, Гельфрейх забросил все остальное.
— Чудак человек, вы вкусу не понимаете. Женщине тридцать пять
лет, самый расцвет, огонь… телеса какие! Да будет вам жасминничать — она на вас, как
кот на сало, смотрит. Чего там стесняться
в родном отечестве? Запомните афоризм: женщина с опытом подобна вишне, надклеванной воробьем, — она всегда слаще… Эх, где мои двадцать
лет? — заговорил он по-театральному, высоким блеющим горловым голосом. — Где моя юность! Где моя пышная шевелюра, мои тридцать два зуба во рту, мой…
Живет заволжанин хоть
в труде, да
в достатке. Сысстари за Волгой мужики
в сапогах, бабы
в котах. Лаптей видом не видано, хоть слыхом про них и слыхано. Лесу вдоволь, лыко нипочем, а
в редком доме кочедык найдешь. Разве где такой дедушка есть, что с печки уж
лет пяток не слезает, так он, скуки ради, лапотки иной раз ковыряет, нищей братье подать либо самому обуться, как станут его
в домовину обряжать. Таков обычай:
летом в сапогах, зимой
в валенках, на тот свет
в лапотках…
Прошел
год. Тощий и хилый котенок обратился
в солидного и рассудительного
кота. Однажды, пробираясь задворками, он шел на любовное свидание. Будучи уже близко у цели, он вдруг услыхал шорох, а вслед за этим увидел мышь, которая от водопойного корыта бежала к конюшне… Мой герой ощетинился, согнул дугой спину, зашипел и, задрожав всем телом, малодушно пустился
в бегство.
На колокольне у Иоанна Предтечи вот уже третий день сидит неизвестно откуда взявшаяся сова; водка
в кабаке Фунтова стала припахивать фиалковым корнем; протоиерей отец Серафим Накамнесозижденский, быв
в гостях у купца Треухова, обменил свои калоши;
кот дьякона Диоклитианова, считавшийся
в течение двух
лет котом, оказался кошкою и окотился на днях восемью котятами…
По ея соображениям, антихрист должен быть не один, а несколько, и между ними ея собственный племянник, ухитрившийся прошлое
лето украсть у нея из-под трех замков пятипроцентный билет, а нынешнее
лето пропивший
в кабаке ее любимого
кота.
Отдельного помещения у Пизонского не имели только два серые
кота, или «котбшки», но и то опять потому, что они были
в некотором роде номады, не нуждались
в отдельном помещении и спали там, где им казалось теплее: зимой на жаркой печке, а
летом перед солнышком на завалинке.